|
ГЛАВА ШЕСТАЯ.
Даллес искал виллу Фиделя Кастро. Он знал по описаниям
Шелленберга, что " она такая большая ", но для обычного аме-
риканского агента этого было явно недостаточно. Даллес не
смог догадаться, что все, кроме помойки и зарослей кактусов
и есть вилла Фиделя Кастро.
В это время Штирлиц спаивал Фиделя и уговаривал его про-
возгласить на Кубе развитой коммунизм.
-- Может, социализм ? - спрашивал Фидель после очередного
стакана, на что Штирлиц отвечал:
-- Нет, ты меня уважаешь ? - и наливал следующий. Горилка
Геббельса была на редкость хороша.
Утром Фидель пошарил в темноте рукой по столу, поймал
скользкий теплый огурец и съел его. Затем с трудом одел га-
лифе, предварительно разобравшись, где у них левая штанина,
а где подтяжки, выпил теплого пива и ползком выбрался из ка-
бинета Штирлица. В коридоре стоял Даллес. Ночью он каким-то
образом пробрался на виллу Фиделя и теперь основательно на
ней заблудился. Утром он пошел на запах туалета, надеясь
встретить цивилизованных людей и напоролся на волосатого
небритого Фиделя, с урчанием выползающего из кабинета Штир-
лица.
С воплем "Спасите, хищник" Даллес бросил чемодан и повис
высоко на занавеске. Фидель от этого звука очнулся, подоб-
рался все так же на четвереньках к висящему высоко наверху
Даллесу и неожиданно для себя залаял.
Штирлиц проснулся, как всегда, злой и небритый. Вокруг
глаз советского разведчика темнели синие круги. Голова
раскалывалась от вчерашней пьянки.
" Чертов Фидель ", - подумал Штирлиц, - " Две бутылки извел
на всякие пьянки "
Штирлиц рыгнул и позвал:
-- Федя !
-- Р-р-р-р ? - вопросительно прорычал Фидель в ответ из ко-
ридора, теребя штанину Даллеса.
-- Ползи сюда...
-- Р-р-р-р, - прорычал Фидель, отрицательно помотав голо-
вой, отчего Даллес, зажатый зубами Фиделя посредством штани-
ны, закачался на занавеске.
-- Ну тогда я к тебе поползу, - сказал Штирлиц, переползая
с дивана на пол. Внезапно он почувтвовал, что кто-то его
держит. Крепко выругавшись, Штирлиц начал дергать руками и
ногами в разные стороны. Через двадцать минут опытный раз-
ведчик, получив информацию к размышлению в виде хлопка не-
большим металлическим предметом по лбу, понял, что его сдер-
живают подтяжки, которые он забыл отцепить от лежащего на
полу маузера. Пошарив рукой сзади себя, Штирлиц нащупал
что-то эластичное. Подергав это что-то в разные стороны, он
понял четыре вещи. Первое: это что-то являлось подтяжками.
Второе: Штирлица сдерживали другие подтяжки ( не эти ).
Третье: к подтяжкам был прицеплен Фидель, стягивающий со
шторы зубами вопящего Даллеса. И что Даллес к подтяжкам от-
ношения не имеет.
-- Ты что это кусаешься ? - удивленно спросил Штирлиц.
-- Р-р-р-р, - прорычал Фидель что-то невнятное, не разжимая
зубов.
-- Кого поймал ? - спросил Штирлиц.
Фидель выпустил Даллеса, который, воспользовавшись приоб-
ретенной свободой, быстро забрался по шторе вверх.
-- Не трогайте меня ! - завопил он оттуда. - Я вас боюсь.
-- А я что, кусаюсь ? - обиженно спросил Штирлиц. Даллес
начинал ему не нравиться. Даллесу не понравился Фидель.
Даллес пробрался сквозь толщу занавесок к окну и стал
биться об стекло головой, пытаясь его открыть.
-- Бейся, бейся, - сказал Штирлиц, с трудом поднимаясь на
ноги. -- Там бассейн с крокодилами.
-- Ага ! - радостно подтвердил Фидель и одобрительно зары-
чал.
-- Федя, - сказал Штирлиц. - Что это за птица на окне ?
-- Ворона ! - сказал Фидель и заржал. Шутка показалась
ему жутко оригинальной. Штирлиц разозлился и для разминки,
прислонив Фиделя к стенке, начал бить ногами. Когда Фидель
согнулся пополам, Штирлиц стал бить его кастетом. Он не рез-
вился так уже девять лет, с тех пор, как адмирал Канарис
имел удовольствие наступить ему на ногу.
Отколотив Фиделя до глухого урчания, Штирлиц поставил ему
напоследок большой красивый фингал под левый глаз, подправил
его двумя ударами и прислонил охающего Фиделя к стенке.
После физических упражнений русский разведчик становился
добр и безобиден.
Даллес изнемог от тяжелого висения на скользкой шелковой
занавеске и непроизвольно сполз вниз, произведя некоторый
шум, разбудивший Бормана, который провел всю ночь над реали-
зацией очередной безобидной шутки и теперь спал детским сном
на чердаке с улыбкой на устах и милым, полным нежности к
предстоящим жертвам лицом и чувством полного удовлетворения.
Рядом с ним покоился обычный кубинский кокосовый орех с не
вполне обычным содержанием. Борман стал обожать кокосы с тех
пор, как они не понравились Штирлицу. Ядерная мина на тушен-
ке должна была не понравиться Штирлицу еще больше. Борман
прервал свой многосерийный сон "Приказано выжить" и прислу-
шался. Большую весомую цену бомбе придавали тридцать шесть
таблеток пургена, которые он достал у Айсмана.
Штирлиц стукнул Даллеса пару раз носком сапога и спросил:
-- Ты кто ?
-- А ? - после часа, проведенного на занавеске, Даллес выг-
лядел полным придурком.
-- Все ясно, - сказал Штирлиц. - Ты - вражеский шпион, враг
мировой революции и всего советского народа, троцкист, наци-
оналист, пособник Бухарина, буржуазный элемент, пособник
контрреволюции ...
Даллес зажмурился. На тему вражеского шпиона Штирлиц бре-
дил четыре часа, ни разу не повторяясь, и закончил свою речь
внушительным ударом кастета.
По прошествии этого времени Борман, основательно подка-
чавшись в своей лексике, так как ругательства Штирлица дава-
ли глубокую тему для размышления ( все выражения Борман за-
писал в книжечку ), зашел к Штирлицу, держа в руке кокосовый
орех. Сердце его приятно согревалось при мысли, что он
как-то намерзит русскому разведчику. Всунув Штирлицу орех,
Борман с криком "За Ленина, за Сталина !" скрылся в дверях.
Штирлиц, основательно озадачившись, смотрел на орех. На
скорлупе было выгравировано " ШТИРЛИЦ- СКОТИНА И РУССКИЙ
ШПИОН ". Произведение гравировального исскуства было сделано
очень красивым почерком и без единой ошибки. Борман очень
старался. Он любил делать гадкие, но приятные сюрпризы, сби-
вавшие с толку разных разведчиков.
" Никак не успокоится ", - подумал Штирлиц. Он попробовал
поковырять вилкой надпись, но плод экватора просто так не
поддавался. Исправить слово "шпион" на "разведчик", как в
старые добрые времена, было весьма трудно - кокосовый орех
был сделан из какого-то материала, очень отдаленно напоми-
навшего стены в рейхканцелярском ватерклозете. Штирлиц злоб-
но воткнул в орех искривленную вилку. Внутри оказалась ту-
шенка. Это наводило на странные мысли. Во-первых, где Борман
научился говорить по-русски, а тем более писать и хамить
русским разведчикам. Во-вторых, где Борман достал тушенку. В
конце концов, Штирлиц пургена не любил. С кокосовым орехом
пришлось расстаться, хотя Штирлицу очень было жаль расста-
ваться с тушенкой.
" Надо, разведчик Исаев, надо - такая у нас работа", - с
такими мрачными мыслями он поставил кокос в коридоре. Его
мысли были прерваны неприятным появлением Айсмана. Айсман
решил облегчить душу и заглянул с какой-то странной целью.
Штирлиц недолюбливал такие посещения, так как Айсман сильно
пачкал сантехнику. Айсман по пути прихватил пачку "Беломо-
ра", зонтик, бинокль, шляпу, молоток и кокос. После недолго-
го разговора Айсман изчез из поля зрения. Разведчик все ви-
дел, но не предпринял никаких действий.
" Свое не уйдет ", - скромно проявил он свое удовольствие.
Через десять минут в его комнату ворвался Айсман, который с
разбега вышиб дверцу сортира и скрылся. Раздался радостный
облегченный вздох.
Освеженный Айсман предстал перед Штирлицем, скаля зубы и
радостно сверкая единственным глазом. Точнее, глаз у Айсмана
было два, но один из них постоянно был закрыт повязкой:
Айсман знал, что по этому глазу он от Штирлица не получит.
Выражение лица Штирлица ему перестало нравиться, так как
Штирлиц был вооружен кастетом, который он подозрительно зло-
веще взвешивал на руке; сегодня, как никогда, Штирлиц был в
приятном расположении духа - тренировка пошла ему на пользу.
И вообще, надо было облегчить душу за испорченную тушенку, а
бинокль был просто необходим.
" По морде дать или ногами ? " - подумал Штирлиц, продолжая
подбрасывать кастет.
Такие движения Айсману жутко не нравились. Он не очень
любил, когда его били, потому что не любил надрывать горло,
а дико орать во время избиения его заставлял характер Штир-
лица - орущих жертв русский разведчик бил не так сильно и
почти не бил сапогами.
Айсман зажмурился, открыл рот и приготовился орать.
" А может, ногами ? ", - подумал Штирлиц, поднося зажигалку
ко рту Айсмана. -- " И где он, паразит, спиртное берет", -
оскорбленно подумал русский разведчик, смотря на факел, выр-
вавшийся из пасти Айсмана вместе с воплем. Борман исходил
слюной, не видя процесса избиения, но вопли ему положительно
нравились. Вопли жертв доставляли Борману огромное удо-
вольствие. Из-под карниза было плохо видно, и Борман просу-
нул свое личико в окно. Внезапно прилетевший зонтик заставил
его принять исходное положение, а молоток ему пришелся по
душе. Душа очень сильно заболела. Схватившись за ушибленное
место, Борман вскрикнул и упал.
" Что-то молотки разорались ", - подумал Штирлиц, покрывая
тело орущего Айсмана многочисленными аккуратными синяками.
Заключительным аккордом его художественного произведения бы-
ло подвешивание Айсмана посредством повязки за угол двери и
испробование всех известных ему ударов. После того, как тело
Айсмана целиком и полностью приняло фиолетовый оттенок,
Штирлиц потешился еще полчасика и перестал.
" Месяц форму не стирал, паразит. Вот пачкай после этого
руки об этих Айсманов ", - с досадой подумал русский развед-
чик, разглядывая испачканные ладони и вытирая их об Айсмана.
Борман высунулся посмотреть, почему Айсман перестал орать.
-- Борман ! - нежно воскликнул Штирлиц. - Иди сюда, хороший
мой.
Ласковые нотки в голосе постоянно злого и на кого-то оби-
женного Штирлица звучали неестественно. Великий пакостник
понимал, что самое хорошее, что можно получить от Штирлица,
это очень несильный пинок или совсем незаметный синяк.
-- Чего ? - спросил он с подозрением, на всякий случай при-
готовившись прыгать в заросли довольно недружелюбных как-
тусов.
-- Хочешь конфетку ? - ласково спросил Штирлиц, доставая из
кармана завернутую в фантик лимонку. Красный фантик с желты-
ми полосками заманчиво поблескивал на заходящем солнце. Бор-
ман открыл рот и уставился на что-то слишком доброго Штирли-
ца.
-- Бери, не стесняйся, - лелейным голосом сказал Штирлиц,
придавая своему лицу как можно более ласковое выражение. - У
меня их мно-о-го ...
Борман хищно схватил гранату и исчез за окном. Взметнув-
шийся в небо кактус ясно продемонстрировал, что Борман решил
съесть конфету прямо в прыжке в заросли. Оборваный и обго-
ревший Борман, пролетая мимо окон ватерклозета, заорал:
-- Я вот тебе дам конфетку ! Я тебе дам конфетку ! Я тебе
вечером торт принесу !
-- Сам скушай ! - ласково закричал Штирлиц, сохраняя на ли-
це ангельское выражение.
Проводив взглядом Бормана, так внезапно улетевшего в
джунгли, он посмотрел на лежащего перед ним Айсмана, ка-
ким-то образом сползшего с двери.
-- Еще хочешь ? - удивился Штирлиц, доставая кастет.
-- Может, завтра ? - с надеждой попросил Айсман.
-- Ладно, я сегодня добрый. - сказал Штирлиц, мощным ударом
в челюсть повергая Айсмана в состояние неограниченного удив-
ления. После своего коронного удара он вытащил Айсмана из
апартаментов. По пути Айсман умудрился стащить из коридора
шнурки и щетку для чистки сапог. Штирлиц, возвратясь, с
удивлением заметил Даллеса, подающего признаки жизни. " Сла-
бак ",- подумал Штирлиц, исполняя роль пращи; роль камня
исполнял Даллес. Через секунду раздался оглушительный рев; "
И кактусы он не любит ", - оскорбленно подумал Штирлиц. Офи-
церы Рейха кактусы не уважали, но знакомиться с ними прихо-
дилось. Штирлиц после такого эмоционального подъема решил
немного подкрепиться. Достав штук десять банок, на которых
не по-русски было написано "Tinned stew meat for russian
spyes", приготовился отужинать. Но это ему не удалось. Вор-
вавшийся в комнату ананас, разбросавший по комнате отбросы
столовой Фиделя, поверг Штирлица в состояние транса. Такой
гадости он не ожидал. Развернувшись, он не глядя выметнул в
окно банку, залитую свинцом, предназначенного для кастетов,
и с удовольствием приметив, что кому-то не поздоровилось.
Путем логических умозаключений Штирлиц постиг, что это была
месть Даллеса, обнаружевшего запасы Бормана на черный день.
Месть Бормана должна быть очень большой,- а Штирлиц ожидал
именно такой мести,- и месть эта должна была вынашиваться
долго. Штирлиц успокоился и, в течении получаса уничтожив
десять банок, овладел собой и уснул.
| |