ГЛАВА 23. ОПЛЕУХА

     --  Максим  Максимович,  а  помните,  как  мы  c вами пили
воронежскую  самогоночку?  --  мягко  спросил  Владимир   Ильич
картавым голосом.
     -- Помню, -- нехотя буркнул Штирлиц.
     -- А помните, как мы делали революцию?
     -- Помню, помню.
     -- А помните?..
     --  Да  пошел  ты,  придурок  лысый,  c мировым именем! --
грозно воскликнул Максим Максимович, доставая кастет.
     -- А вот этого не надо! Кастетов я, видите ли,  c  детства
не  люблю.  Понял, товарищ штандартенфюрер, понял! Я, батенька,
очень понятливый!
     -- Дим, почему c нами вечно  этот  лысый?  --  неподдельно
поинтересовался  Штирлиц  у  журналиста  Диброва,  стучащего на
пишущей машинке.
     В мавзолее была удивительная тишина. Даже  Шелленберг,  от
шума  которого  всегда  был бардак, мирно храпел на бывшем ложе
вождя.
     -- Макс, не кричи  пожалуйста,  люди  спят!  --  прошептал
Дима,  косясь  на  бывшего  шефа ШиРа. -- Звонил Гайдар. Просил
Ленина держать на привязи. Сам не знаю зачем.
     -- А-а! Ну тогда пусть живет! -- понимающе кивнул  Штирлиц
и  неохотно спрятал свой кастет; кастетов он не любил доставать
просто так.  Подойдя  к  Шелленбергу,  он  бережно  накрыл  его
пластиковой крышкой. Вальтер что-то прошептал и покорно положил
руки  на  живот.  "Вот  еще один вождь в саркофаге!" -- подумал
разведчик и тщательно привинтил крышку к основанию.
     -- Если я никому, товарищи, не нужен, то положите меня  на
место!   Все  равно  настоящего  тела  там  нет!  Вот  так!  --
неожиданно сказал Ленин тонко-картавым голосом.
     -- Я же попросил не орать!  --  грубо  сказал  Дибров.  --
Владимир Ильич, не беспокойтесь, вы еще понадобитесь России!
     -- В войне я участвовать не буду, -- резко отрезал вождь и
обидчиво отвернулся.
     --  А  тебя,  ханырик,  никто  и  спрашивать  не будет! --
Штирлиц как бы случайно врезал  по  уху  господина  Ульянова  и
мерным  шагом  вышел  из  офиса ШиРа. Вождь скорчился от боли и
протяжно завыл. Дибров, подбежав к нему, сказал просто:
     -- Не то время щаз, товарищ Ульянов, можно ведь не  только
по  уху,  но  и,  извините,  по  харе схлопотать! Это же вам не
институт  благородных  девиц,  из   которого   вы   командовали
революцией.  Это -- Шир! А в ШиРе, кто не c нами, тот -- против
нас! Учуял, друг?
     "Если бы я мог вернуться назад, -- печально подумал Ленин,
-- то  незамедлительно  бы  повесил   товарища   Бонч-Бруевича!
Сволочь..."