ГЛАВА 18. ВОСПОМИНАНИЯ

     Штирлиц  решил  отдохнуть  и  поэтому  направился  в  свой
любимый кабачок "Три поросенка". Заказав, как всегда, три банки
тушенки,  пачку  "Беломора"  и  бутылку  водки,  он сел за свой
столик и принялся c животным аппетитом ухлестывать тушенку, чем
обратил на себя внимание не только посетителей  кабачка,  но  и
фрау  Заурих,  которая  играла  в  покер  со старым, тускнеющим
генералом.
     -- Господин Бользен, можно c вами  посидеть?  --  спросила
фрау Заурих, подсаживаясь к Штирлицу.
     -- Валяйте! -- процедил Штирлиц и выпил стакан водки.
     -- Вы плохо выглядите!
     -- Хорошо, что еще живу!
     -- Трудное время?
     -- Гадкое время!
     -- Родные пишут?
     -- Пишут!
     -- Все хорошо?
     -- Да, ну их! -- махнул рукой Штирлиц.
     --  Зря  вы так, ваша жена очень симпатичная женщина, -- и
фрау Заурих прослезилась. -- Тогда,  в  тридцать  третьем,  она
была  так  добра ко мне. Вы помните, в то время меня бросил мой
неповторимый Герберт.
     -- Успокойтесь, найдете себе другого.
     -- Да, где уж мне!
     -- Не расстраивайтесь! Жизнь прекрасна! -- сказал  Штирлиц
и выпил еще один стакан водки.
     --  Расскажите что-нибудь о себе, господин Бользен. Вы так
интересно рассказываете.
     Штирлиц   недоверчиво   посмотрел   на   Заурих.    Особой
враждебности  он  к  ней  не  испытывал.  Открыв еще одну банку
тушенки, Штирлиц налил водки, выпил, закусил  и  рассказал  вот
такую байку:
     --  В  1922  году,  когда  наша  революция, как вы знаете,
победила, ЧК меня направила на работу в  Кремль  для  выявления
особо  опасных  врагов советской власти среди членов политбюро.
Да, это было в 1922 году. Москва! Эх, фрау  Заурих,  знаете  ли
вы,  что  такое Москва?! Именно тогда я впервые увидел товарища
Ленина. Он был в то время слишком болен,  но  все  же  сохранял
присущую  ему  работоспособность. Когда я вошел в его кабинет в
Кремлевской квартире, Владимир  Ильич  что-то  писал,  сидя  за
своим  рабочим столом. Увидев меня, он встал и, подойдя ко мне,
сердечно,  по-товарищески,   пожал   мне   руку,   --   Штирлиц
облизнулся.  --  И  прямо  глядя  в  мои  честные  глаза, мягко
спросил:
     "Товарищ  Исаев,  вы  к  нам,  как   мне   сказал   Феликс
Эдмундович, присланы для оперативной проверки?"
     "Да, Владимир Ильич!" -- ответил я ему.
     "Ну  что  ж,  батенька,  тогда приступайте к работе! Может
начнете c меня?"
     "Ну что вы, Владимир Ильич..." -- прошептал я краснея.
     "А вы, батенька, не  смущайтесь!  --  засовывая  пальцы  в
жакетку,  сказал  он.  --  Время  сейчас такое! Доверять никому
нельзя! Даже мне! -- И Владимир Ильич улыбнулся.  --  Ах,  фрау
Заурих,  какая это была улыбка! -- Потом он подошел к окну (как
сейчас все это  помню),  посмотрел  вниз  и,  наверное,  ничего
подозрительного  не  заметив,  повернулся  ко мне. -- "Поймите,
Штирлиц Максимович, что революция была совершена не только  для
того,  чтобы  Надежда Константиновна могла спокойно работать не
только в Шушенском, но и в Москве, а для  того,  прежде  всего,
чтобы каждая кухарка могла управлять государством".
     "Я понимаю, Владимир Ильич..."
     "Ничегошеньки   вы,   батенька,  не  понимаете!  Революция
порождает не только своих героев..."
     И Владимир Ильич гордо посмотрел на меня.
     "Революция, милый мой человечище, плодит еще и  бездарных,
глупых  людей,  которые потом перерастают в наших потенциальных
врагов! И задача революции -- сейчас выявить среди подленькой и
гаденькой интеллигенции этих людишек! Если мы этого не  сделаем
сейчас,  то  потом,  в  будущем, c нами сделают тоже самое наши
враги!"
     Он подошел к сейфу, открыл  его,  вытащил  оттуда  графин,
наполненный  какой-то  белой,  прозрачной жидкостью, достал два
граненых стакана, поставил все это  на  свой  рабочий  стол  и,
прямо глядя в мои глаза, спросил:
     "Пить будете?"
     "Пить?" -- переспросил я его.
     "Да,   батенька,   пить!  И  не  что-нибудь,  а  настоящую
воронежскую самогоночку! -- И Владимир Ильич облизнулся. -- Мне
ее вчера прислали из коммуны "Заря коммунизма".
     "Но, у вас же ранение, Владимир Ильич!"
     "Пустяки! Забудем про это!"
     И я, фрау Заурих, даже находясь на работе,  не  сдержался.
Выпить c Лениным! О, для меня, молодого сотрудника ЧК, это было
величайшей  честью!  И  мы,  как  полагается  в  таких случаях,
раздавили на двоих крепенькую  самогоночку.  Когда  мы  осушили
добрую  часть  графина, я заметил, что Ленин как-то повеселел и
мне показалось, что он совершенно не болен.
     "А что, батенька, -- спросил он у меня, -- не  махнуть  ли
нам на рыбалку?! Вот так -- все бросить и на рыбалку! А?"
     "Но революция, Владимир Ильич..."
     "Ах,   да,  да  --  революция!  Да  кому  она  нужна,  эта
революция!" -- Ленин налил мне  еще  стаканчик.  --  "Революция
нужна  прежде  всего  идиотам  и  бюрократам,  вроде  Троцкого.
Кстати, товарищ Исаев, займитесь им!" -- И Ленин что-то черкнул
в  свою  записную  книжку.  --   "Понимаете   ли,   его   нужно
расстрелять, а еще лучше повесить вверх ногами!"
     А глаза -- такие добрые, добрые... Нет, фрау Заурих, Ленин
-- это был человек! Человек c большой буквы!
     --  Я  слышала,  --  проснулась фрау Заурих, -- что он был
импотентом?
     -- У каждого  свои  недостатки...  --  задумчиво  произнес
Штирлиц и выпил последний стакан водки.