Глава 8
Футбол

Они прогромыхали по лестнице и сели на мотоцикл Айсмана, 
отличающийся отсутствием глушителя и смрадным выхлопным дымом. 
Айсман заправлял его ворованным авиационным бензином и постоянно 
ругался с полицией. Полиция не любила Айсмана.
С треском они промчались по улицам. Штирлиц размахивал флагом 
и орал, вспоминая золотое детство:
– Я не люблю тех дураков,
Которые не любят «Львов»!
В Берлине нет спокон веков
Команды лучше «Морских львов»!
Через пятнадцать минут они подкатили к разукрашенным воротам 
центрального стадиона имени речи Фюрера на пятом съезде НСДАП.
Тут же подскочил чернявый мужичок с пачкой билетов.
– Господа офицеры! Могу уступить два билета по двадцать пять ма-
рок.
– Спекулянт что ли? – подозрительно прищурив глаза, спросил 
Штирлиц. – Айсман, дай ему по чайнику.
Айсман махнул цепью, спекулянт рухнул на мостовую с разбитой го-
ловой.
Расталкивая толпу, приятели прорвались к проходной.
– Ваши билеты! – потребовал контролер с перебитым носом и фигу-
рой боксера.
– Какие билеты! Не видишь, мы с флагом! Айсман, дай ему по чай-
нику!
– Проходите, не задерживайте! – вовремя сориентировался боксер.
– Дяденька, – подергал Штирлица за штанину мальчуган с 
перепачканным сажей лицом и в клетчатой рубашке. – Проведите на 
матч...
– Этот шкет со мной, – обронил Штирлиц.
К Айсману подскочили эсэсовцы.
– Слушай, Айсман, мы с тобой старые друзья. Драка будет?
– Штирлиц кастет взял, – доверительно сообщил Айсман. – Я тоже.
– А за какую команду он будет болеть?
– Флаг видишь?
– «Морские львы»? Ну, спасибо тебе, Айсман.
Эсэсовцы побежали на свои места, оповещая своих приятелей о по-
лученной информации.
Штирлиц зашел на трибуну и выбрал самые лучшие места.
– Еврей? – спросил он у сидящего толстячка, который вдруг отчего-
то оживленно замотал головой. – А почему не в концлагере? Айсман, 
непорядок!
– Аусвайс! – заорал Айсман, замахиваясь цепью.
– Я, я... – залепетал толстячок. – Садитесь, господин штандартен-
фюрер.
– Один, – проговорил Штирлиц, усаживаясь на освободившуюся 
лавку, – а занимает три места! Садись, Айсман.
Разложив цепи, Айсман сел.
– Пить хочется, – сказал он, поворачивая голову то вправо, то влево 
и как бы кого-то высматривая в толпе. – Эй, шкет, сгоняй за пивом!
Паренек, которого Штирлиц провел через проходную, лихо козырнул 
и помчался в буфет.
– Быстро бегает, а? – Айсман пощелкал пальцами. – О, началось!
Штирлиц зорко смотрел, как на поле выбегают футболисты. Капита-
ны пожали друг другу руки. Штирлиц засвистел.
На противоположной трибуне забеспокоились эсэсовцы.
– «Морские львы»! – скандировали они, преданно глядя в сторону 
Штирлица.
На трибуне Штирлица моряки стали переругиваться с лётчиками.
– «Морские львы» – самая лучшая команда!
– Для уборки сортиров, – отвечали лётчики.
– Господа, вы все свиньи! И «Эдельвейсы» ваши тоже!
Прибежал шкет и доложил, что без денег пива не дают.
– А ты сказал, что ты от меня? – рассердился Айсман.
– Да, господин офицер.
– У, скоты! Пойду разберусь!
– Айсман, сиди. Сейчас начнется самое интересное.
Айсман выделил мальчику пять марок.
– Если хоть одну разобьёшь, будешь иметь дело с гестапо!
Гестаповцы, постепенно занявшие места вокруг и разогнавшие 
штатских, подобострастно захохотали. Айсман победно приосанился, 
взял цепь, в очередной раз проверил её на прочность и сказал 
Штирлицу:
– Хороша! Как девушка!
Заметив Штирлица, подбежал репортер в кожаной куртке, 
увешанный фотоаппаратами с длинными объективами, отчего он был 
похож на кактус.
– Господин Штирлиц, – он протянул микрофон, – как вы считаете, 
чем окончится матч?
Штирлиц повернулся к Айсману.
– Тут чем-то запахло! По-моему, вот от этого, в кожаном.
Штирлиц не любил репортеров после того, как они не упомянули, 
когда брали интервью у Фюрера, что легендарный труд «Майн кампф» 
был написан в соавторстве со Штирлицем.
Айсман отпихнул репортера, тот поскользнулся на арбузной корке и 
упал в первый ряд.
Раздался пронзительный свисток судьи. Футболисты начали пинать 
ногами мяч и друг друга. Моряки и лётчики продолжали ругаться, 
переходя к всё более замысловатым эпитетам. Гестаповцы осмеивали и 
тех и других, эсэсовцы обидно свистели. На матч никто внимания не 
обращал. Но перейти от оскорблений к делу никто не решался, пока 
молчал Штирлиц.
Айсмановский паренёк принес пива и пять марок.
– Они сказали, что извиняются. Они не знали, что господин Айсман 
просит пиво для господина Штирлица.
– Молодец, – похлопал по зардевшейся от восторга щеке Айсман. – 
Вырастешь, гестаповцем станешь! Штирлиц, пиво пришло!
Штирлиц открыл о край лавки первую бутылку и запрокинул голову. 
Пока он пил, царило томительное молчание. Гестаповцы жадным взгля-
дом следили, как бутыль опорожняется.
– Угощайтесь, друзья, – сказал подобревший Штирлиц, оторвавшись 
от бутылки. Гестаповцы потянулись к ящику.
Репортер, выбравшись из первого ряда, пронзительно закричал, 
взвизгивая на каждой гласной:
– На стадионе пить спиртные напитки запрещёно! Полиция! Тут рас-
пивают алкоголь!
Гестаповцы щелкнули зубами, как затворами.
Штирлиц снова отнял бутылку ото рта, отер губы и проговорил:
– Он меня утомил.
– У, гад! – заорал Айсман и, размахивая цепью, бросился к 
репортеру, сигая через ступеньки. За ним летели негодующие 
гестаповцы.
Штирлиц встал на трибуне и начал размахивать флагом. Это был 
сигнал.
Началась всеобщая драка. Моряки месили лётчиков, те – моряков, 
эсэсовцы и гестаповцы – и тех и других, и ещё штатских. Каждый зани-
мался своим делом.
Душа Штирлица ликовала.
Он схватил цепь, закрутил её над головой, уподобляясь вертолету, и 
в несколько прыжков спрыгнул на поле.
Под руководством капитанов команды молотили по ненавистным 
рожам соперников и судьи.
Штирлиц пробрался к судье, поднял его за майку и прохрипел:
– Ты почему плохо судишь? И почему один? Должно быть три судьи! 
Где ещё два?
– Их забрали на фронт! – страдал бедный судья, – не бейте меня по 
лицу, у меня дети и плоскостопие!
– Тоже мне, дальтоник! – воскликнул Штирлиц и, подхватив мяч, 
понесся к вражеским воротам. Долбанув вратаря по голове цепью, Штир-
лиц мастерски забил гол.
– Гол! – заревел он.
– Гол!!! – отозвался стадион.
На табло загорелась огромная цифра «1».
Среди дерущихся футболистов замелькала полицейская форма.
– Руки! – орал капрал. – За голову! Куда?!!!
Штирлиц полез на ворота. Четверо полицейских повисли у него на 
ногах, как кокосовые орехи. Штирлиц отбрыкивался и кричал:
– Скоты! Легавые морды! Ненавижу!
Со Штирлица стащили сапог, а он с ловкостью орангутанга залез на 
перекладину и стал бить цепью всех, кто к нему приближался.
На поле въехали ещё четыре полицейских машины. На трибуне 
Айсман орал в рупор отборнейшие ругательства и, если бы не 
перевязанный глаз, сошел бы за Геббельса. К воротам Штирлица 
дюжие полицейские тащили брандспойт.
Неожиданно Штирлиц заметил на своем носке дырку, сквозь которую 
просвечивалась грязная пятка.
– Отдайте сапог, и вам ничего не будет! – крикнул он.
Десятка три полицейских окружили ворота.
– Слезай, хулиган!
Штирлиц спрыгнул и начал крушить цепью по наглым полицейским.
Побоище продолжалось минут пять. Штирлиц, к великому 
облегчению полицейских, споткнулся, его повалили на траву, отобрали 
цепь и связали.
Перевернутого вверх ногами Штирлица понесли в машину, а он 
смотрел как на трибуне Айсман выламывает со своей бригадой скамьи и 
устраивает настоящую баррикаду. «Часов пять продержится,» – с 
надеждой подумал Штирлиц. Его бросили в машину вместе с десятком 
других правонарушителей. Через минуту машина быстро уехала с поля, 
так как майор, руководящий операцией, боялся, что пленных могут 
освободить.