Глава 14
«И от корейского народа, в частности!»

Штирлиц проснулся на следующий день, ровно после обеда.
В кресле у окна сидел Пак Хен Чхор. Ковыряя в зубах зубочисткой, 
корейский чекист увлечённо читал речь Великого вождя Президента Ким 
Ир Сена, которую тот должен был произнести сегодня вечером в честь 
ликвидации опасного заговора и разгрома немецко-фашистских войск 
под Пхеньяном. Речь ещё не была произнесена, но зато была уже 
издана и роздана самым преданным корейцам.
Штирлиц проснулся сразу же, как из ружья. Он свесил ноги и присел 
на кровати, хмуро взглянув на корейца, потом перевёл взгляд на 
сопящего в соседней кровати Бормана.
– Борман, подъём! – скомандовал русский разведчик. Борман не 
отвечал. – Борман, танки!
– А! Что? Дайте гранату! – встрепенулся Борман и вскочил, как 
лунатик, не открывая глаз. – Мы где?
– В гостинице, – ответил Пак, откладывая речь и торжественно 
вставая. – Товарищ Штирлиц и товарищ Борман! От имени корейского 
правительства, от Великого вождя Президента и Победителя фашизма 
Ким Ир Сена, и от всего корейского народа, в частности, выражаю вам 
благодарность за раскрытие заговора против идей чучхе!
– А что, заговор уже раскрыли? – спросил Борман, продирая глаза.
– И ещё как! И только благодаря вам, русским контрразведчикам! Вы 
– настоящие профессионалы! Я горд, что работал рядом с вами! Я 
восхищён! Как удачно вы завлекли заговорщиков в ловушку и напоили 
их до скотского состояния. Это позволило нам их обезвредить без 
всяких потерь. Кроме этого, вы выявили, как много ещё было скрытых 
врагов народа у нас в стране! А как вы угнали самолёт! Это просто 
класс! Отличный способ втереться в доверие к заговорщикам! Все наши 
чекисты были от этого просто в восторге! Мы теперь каждый раз так 
будем делать!
Штирлиц и Бормана переглянулись.
– Теперь ваши имена будут произноситься в Корее с трепетом, как 
«дорогой товарищ Штирлиц» и «дорогой товарищ Борман».
– Нет, только не это!
– Ничего, привыкнете. Итак, задание выполнено, вам пора 
возвращаться в Советский Союз, передайте привет и наилучшие 
пожелания дорогому товарищу Леониду Ильичу! А вот ваши билеты на 
самолёт.
Пак вытащил из внутреннего кармана пиджака билеты и положил на 
стол.
– Ваш рейс в 20:00. А до рейса отдохните в номере! Сами понимаете, 
в стране военное положение, по улицам ходить опасно.
Товарищ Пак, как самый скромный из корейцев, не стал ждать 
ответных слов благодарности, раскланялся с русскими чекистами и 
ушел.
Штирлиц встал с кровати и, рыча от злости, хладнокровно 
расколотил костылём шкаф.
– Скоты! – кричал он, обзывая то ли эсэсовцев, которые ужрались до 
свинского состояния, то ли корейцев, которые этим так подло и не по-
спортивному воспользовались. 
Борман непонимающе повертел головой.
– Нас что, повязали? – спросил он. – А как же Четвёртый Рейх?
– А пошёл он, этот Рейх! – процедил Штирлиц.
– В общем-то ты прав, – глубокомысленно заметил Борман. – Я 
помню, и Третий Рейх плохо кончил...
Штирлиц понемногу успокоился, это было заметно по тому, что он 
перестал бегать по комнате и присел в кресло.
– Неудобно как-то получилось с ребятами, – сказал он, закурив свой 
дымный «Беломор», пачку которого обнаружил на столе. – Получается, 
мы их сюда заманили и предали.
– Точно, получается, – согласился Борман. – Вроде, как мы 
виноваты... Никогда себе не прощу! Надо было мне встать в караул!
– Ладно, не переживай. Я их освобожу, – решил Штирлиц. – 
Захватим ещё один самолёт, рванём назад в Южную Корею и 
организуем новый заговор!
– Отлично! – обрадовался Борман. – А я, пока ты будешь 
освобождать Айсмана и компанию, хочу сделать что-нибудь неприятное 
этому Ким Ир Сену.
– Что ты можешь ему сделать?
– Пройдусь по улицам и на каждой стене напишу: «Ким Ир Сен – 
дурак!»
– Ты умеешь писать по-корейски?
– Нет, а что?
– А по-русски здесь ни одна собака не читает.
– Да? Жаль. Есть ещё вариант, можно наловить в этой гостинице 
клопов и тараканов, а потом проникнуть на дачу к этому Кимирсену и...
– Не получится.
– Что? Думаешь я не проберусь к нему на дачу? Да меня никакая 
охрана не остановит! – запальчиво вскричал Борман.
– Не сомневаюсь. Но этих клопов и тараканов ты до вечера не 
наловишь, а нам надо наше дело провернуть до 20:00. Что же касается 
Ким Ир Сена, то он просто переедет на другую дачу, у него их, как собак 
нерезаных.
– Да, тут ты прав! – Борман хлопнул себя по лысине. – Тогда у меня 
есть ещё одна мысль. Я тебе ещё не говорил, лет пять назад я 
занимался чревовещанием. У меня отлично получалось! Надо показать 
всему народу, кто такой этот Кимирсен! Когда он будет выступать с 
трибуны перед народом о разгроме немецко-фашистских войск под 
Пхеньяном, а я как пукну за него!!!
– Да брось ты, Борман! Кого это здесь волнует?
– Думаешь? – задумался Борман. – Тогда придется действовать по 
старинке и вспомнить молодость... Наложу кнопок на стулья, разолью 
на полу масло и протяну веревку, а его золотые унитазы намажу 
казеиновым клеем. Да, казеин – это то, что нужно!
– Почему именно казеин? Почему не «Момент» или «Суперцемент»? 
– Слово красивое...
Борман натянул пиджак, достал из своего рюкзака кнопки, бутыль с 
оливковым маслом, банку с казеином и выскочил из номера, наматывая 
на руку веревку.
– Борман! – крикнул вслед Штирлиц. – Встречаемся в аэропорту в 
19:30! Не опаздывай!
– Да я не долго, – махнул рукой бывший партайгеноссе и скрылся в 
лифте.
– Ну, ну, – сказал Штирлиц и мстительно улыбнулся, похлопывая по 
ладони увесистой рукояткой костыля. – Кем я не хотел бы сегодня быть, 
так это товарищем Ким Ир Сеном!