Глава 3
Моральное опустошение

Плохо быть больным, старым и никому не нужным. Хорошо быть 
здоровым, богатым и всеми уважаемым. Кто спорит?
Штирлиц поднялся с потёртого кресла и встал на колени, чтобы 
заглянуть под диван. Где-то должна была оставаться бутылка водки, на 
полстакана должно хватить. Штирлиц пошарил рукой под диваном, но 
кроме пыли и прошлогодних окаменевших носков ничего не нашёл.
«Да, ситуация, – подумал отставной разведчик. – И что теперь 
прикажете делать? На паперть идти или на панели лежать?»
Кряхтя, Штирлиц поднялся и, покачиваясь, прошёл на кухню. Чистой 
посуды оставалось все меньше и меньше, так что приходилось есть 
постоянно из грязных тарелок. Он открыл холодильник и зачарованно 
уставился в его зловонную пустоту. Последняя банка тушенки, которую 
он специально оставил к празднику 7 Ноября, стояла пустой и 
старательно облизанной.
«Не иначе, как провалы в памяти, – посетовал Штирлиц. – Видимо, 
встал я ещё ночью и во сне выпил водку и закусил тушенкой... Но 
почему тогда я голоден и у меня нет похмелья?»
Штирлиц недвусмысленно выругался. Слова, сказанные им, так и 
остались в его комнате, не вызвав ни у кого никакого протеста или 
ассоциаций. Штирлиц был одинок и никому не нужен. Вдобавок к этому, 
он был стар и в плохом настроении. В этот момент в дверь несколько 
раз позвонили.
«Может быть, сосед? – предположил Штирлиц. – А что, если он даст 
мне взаймы, а ещё лучше просто так? Тогда я назову его хорошим 
человеком... Или, по крайней мере, хорошо подумаю об этом кретине...»
Опираясь на свой костыль, Штирлиц прошёл в захламленную 
прихожую и осторожно открыл дверь. На него смотрели два 
раскормленных мордоворота. Один – кавказец, со жгучими черными 
глазами, другой – блондинчик, глаза чистые, как слеза самогона. У 
обоих руки засунуты в карманы.
– Пенсионер Исаев?
– Допустим, – по привычке Штирлиц не любил отвечать на слишком 
прямо поставленные вопросы.
– Дело есть.
– Ну, проходите.
Штирлиц впустил двоих в свою квартиру, оценивая, не агенты ли это 
какой-нибудь иностранной державы пришли отомстить ему за 
проведённую в молодости подрывную акцию.
– Гмертошвили, – с сильным акцентом представился первый, не 
протягивая, впрочем, руку. – А это мой помощник Шкафчик. Мы из 
Пенсионного Фонда.
– Гмерто... Как, как?
– Гмертошвили, – повторил кавказец.
– Странная кличка.
– Это фамилия.
– Всё равно хрен выговоришь.
– Может быть. Товарищ Исаев, с вами произошла чудовищная 
ошибка. Вы какую пенсию сейчас получаете?
– Сто тридцать рублей... У меня персональная пенсия, но 
маленькая.
– Мы именно по этому поводу. Вам надо проехать с нами и сделать 
перерасчёт. Вам будет положено пятьсот тридцать два рублика и 
тринадцать копеек, – порадовал Штирлица товарищ Гмертошвили.
– А тринадцать-то копеек за что?
– За выслугу лет, за участие в Великой Отечественной войне... Вы 
ведь участвовали?
Штирлиц широко улыбнулся.
– Ну ты спросил! Да я, как никто другой, поучаствовал! Если бы не я, 
война до сих пор продолжалась бы, и вся страна сидела бы на 
голодном пайке...
– Вот видите, Исаев, – кавказец почесал жирный подбородок. – 
Теперь правда восторжествовала, и вам сделают перерасчёт. Будете 
жить, как барин.
– О! – восхитился Штирлиц.
– Возьмите с собой все документы, какие есть в доме, – сказал 
Шкафчик, осматривая квартиру. – Военный билет, паспорт, трудовую 
книжку... Хорошая у вас квартирка.
– Ничего, – согласился Штирлиц. – Сортир совмещён с ванной, 
балкон с мусоропроводом.
– Одевайтесь и не забудьте взять документы. – поторопил 
Гмертошвили. – Склероза у вас ещё нет?
«Склероза нет, но появились провалы в памяти», – ответил Штирлиц 
и забыл сказать это вслух.
Он быстро собрался и нашёл старый потёртый портфель со своими 
документами. «Вот так живёшь, живёшь, и вдруг жизнь преподносит 
тебе очередной приятный сюрприз. Вернее, преподносит просто 
сюрприз, но на этот раз он почему-то оказывается приятным», – 
размышлял Штирлиц.
Они спустились по лестнице и вышли во двор, где стоял «Рафик» с 
наглухо зашторенными окнами.
Сосед, сидевший на лавочке, поздоровался со Штирлицем 
простуженным голосом и хотел напомнить о долге в двадцать рублей, 
но постеснялся мордастых спутников Исаева. Штирлиц принял 
загадочный вид, словно находился на секретной операции, и, не глядя 
на своего кредитора, важно сел в машину. Сотрудники Пенсионного 
Фонда последовали за ним. «Рафик» умчался и обратно Штирлица уже 
не привозил.